"Слишком я быстро рванулся вперёд..." Эссе. Суки-н-сын
Часть 1. Суки-н-сын
Ворона каркнула: в начале было Слово
* * *
Кар-кар-Карлсоны крыш раскурили Памир
в боязливо-решительный час.
Красота совершенно спасла этот мир,
утверждая уродливость в нас…
* * *
Мне часто хочется отсюда бежать
по миллионам бесполезных смертей.
Ты создал женщин, чтобы жить и рожать.
Они рожают, но уже – не детей.
Я должен славить Твой подсолнечный мир,
Не умножать вокруг Тебя пустоты.
Но между полночью и ночью – мой пир,
а между мною и чумою – мосты.
Я должен стать таким, как надо хотеть.
Я вправе брать, что предназначено мне,
по доброй воле не пытаясь взлететь
всё время вверх по бесконечной стене.
Кому он светел, Твой несбыточный рай?
Кому он нужен, Твой невидимый свет?
Я слышу сзади подступающий край.
Я слышу спереди, что выхода нет.
* * *
Две тысячи два –
и опять будет лето
с болезненно-тщетным желанием жить.
Её голова
рождена для минета, –
на чёрта учили её говорить?
* * *
Ожидание – сон.
Ожидание – смерть.
Ожидание – Он.
Ожидание – твердь.
* * *
Выстроить новый Остров в невидимых миру морях,
потеряться, исчезнуть лучом в нескончаемом Лете
и гостем войти с удивлённым восторгом Творца,
листая страницы столетий!..
Как просто устать и стать.
* * *
он слишком много пил
он слишком ясно знал
он слишком мало спал
он слишком поздно встал
он тратил много сил
он прыгал за Астрал
он всё-таки просил
и всё-таки попал
он полностью пропал
но что-то воскресил
и что-то наверстал
да кто-то искусил
на что-то он запал
и снова много пил
и мало понимал
и многое забыл
и многое проспал
в итоге он застыл
в итоге он остыл
в итоге он отстал
он где-то просто был
под строчкою листа
* * *
Время тихо кончает.
И скоро иссякнет совсем.
Секундант размечает
места остановки систем.
Остывает звезда,
замедляя по кругу спираль.
Каменеет вода,
растворяя никчёмную сталь.
* * *
По селу по городу
шла пизда, несла пизду
и глазевшему народу
говорила про беду:
– Если страшно, как в аду,
не болтайся на виду,
полезай сюда-обратно –
я тебя не подведу.
Не беги в Караганду –
я тебя не разведу:
я себя не раз водила
и тебя не раз введу.
И замученный народ
за пиздою так и прёт,
и пиздит пизда народу
и пиздато там живёт,
и в пизде сидит народ,
и пиздец ему идёт.
Хочет на хуй он съебаться,
получает хуем в рот!
Заебался – не психуй:
Есть пиздец на каждый хуй.
Ни хуя не отпиздишься –
всё равно получишь хуй.
Что за блядская езда:
на хую сидит пизда
и в пизду его хуячит –
всё равно всему пизда.
Доберёшься до конца –
убежишь от пиздеца,
а пока не доберёшься –
ламца-дрица-а-ца-ца!
* * *
Летка моя, речка,
вечное крылечко.
То ли Богу свечка,
то ли бесу метка?
* * *
Я пережил силу, и жажду, и радость,
свободу, любовь, пустоту и усталость,
безумье ума и горчащую слабость
хоть что-то сберечь и хоть что-то раздать.
Лениво брюзжит равнодушная старость,
и я на неё не успел опоздать.
* * *
Начерчен круг, покой дарящий.
Но… Правда – лишь для одного.
Когда я всё сыграю в ящик,
то стану всем. Без ничего.
* * *
В снегу светлел рассвет своей порою,
а с ним его же прошлый тлел закат.
Вокруг всего теперь казалось трое:
три-год, три-день, три-нас и все молчат.
Три жизни держат три температуры,
три зрения расстраивают вид,
три мозглавы устало-сонно-смуры,
но каждый третий глаз три-вожно бдит.
Как много их, друзей позахороших.
подброшенных наркотской темноте,
в чащобах незнакомого посёлка
на этой непролазной высоте.
Светил недолетевший камикадзе
как знак, что вот, всему пришла Звезда.
(И сладкие сиропы Мармеладзе
к ушам не прилипают никогда.)
Как неизвестно всё переменилось!
Остался только свет, чтоб исчезать.
Три-Новый год: Овца Козой забилась, –
Молочно-шерстяная благодать.
Я встал бы в рост на вражеские танки,
но от кого?.. Кого я защищу?
А на погост я принесу сметанки
и милую в могилке угощу…
* * *
весь в моче, говне и перце
перебив однажды Герца
подоткнув однажды сердце
разукрашен подо всё
весь в смоле, говне и перьях
всё потратив и похерив
в бездорожье измерений
то несётся то несёт
перестать и перебиться
размечтаться и забыться
поваляться и напиться
поебаться – то да сё…
* * *
И я, как каждый, неприкаян,
как был ещё какой-то Каин –
родного брата завалил,
дебил, он Господа любил…
И все мы суть его зерно –
говно.
А я не суть. Я не оно.
* * *
Наедальщина,
напивальщина,
беспредельщина,
назидальщина,
злая женщина,
обывальщина…
В общем, всё это наебальщина.
* * *
Полезней жира снулых рыб,
приятней, чем ништяк,
красивей, чем нейтронный гриб,
нужней, чем красный флаг.
Я не погиб, я не погиб,
я выжил, как дурак,
вневременной полуизгиб
всосал меня за так.
Я снова всадник без всего,
я надеваю фрак.
Я пью за праздник и за свой
счастливый отходняк.
* * *
Опустошение. Небытие.
Исчезающий в сумраке лик.
Неизменная тень в замеревшей струе:
никогда ничего не достиг.
* * *
С бору по ёлке –
ступка к метёлке,
чёрная кошка,
птичкина ножка,
Мишки да ложки,
Лёшки да Ёжки.
Врушка-лисушка,
душка-квакушка,
ужка, пичужка, –
всяка зверушка,
в чащу да в глушь-ка!
Ночка-гнилушка,
кочка-кукушка,
свечка-горюшка,
печка-варюшка,
ложка – покушь-ка,
Машка, Ванюшка…
Ну-ка, избушка!
* * *
…А уши трещат от налипшей лапши,
но мы разрушаемся смело
и верим теперь в то, что сытое тело
значительней сытой души.
